Закрывая глаза, я часто вспоминаю покой и уют в моей детской кроватке, которую и кроваткой то нельзя назвать. Это был кокон, как у бабочки, перед выходом из него в этот мир. Их было много, расставленных рядами в помещении с приглушенным голубым свечением, умиротворяющим слабым звуком, исходящим из его глубины. С закрытыми глазами там, в условиях мрака, не чувствовалось страха за свою жизнь. Стоит открыть глаза, и ты увидишь звезды за стеклом огромного окна. Яркие и тусклые, белые и голубоватые мигающие тебе своим далеким светом из темного необъятного пространства. Они еще долго светятся в твоем мозгу в закрытых глазах, затем тускнеют в сознании и исчезают. Чтобы увидеть их вновь нужно открыть глаза, но сладкая истома в тебе не дает поднять твои веки.
Нестерпимая боль в голове от удара оземь, вернула на мгновение мне чувства. Я тяжело поднял голову и увидел бушующий огонь, в вихре своего кружения пожирающий всё позади меня, выпускающий из своей утробы едкий черный дым пожирающих им жертв. Я снова потерял сознание.
Яркая вспышка в мозгу при закрытых глазах, неистовый грохот, череда ударов и боль в теле заставили открыть их, чтобы увидеть шипящее жалящее пламя огня, себя, лежащего в скрюченной форме у осколков своего кокона, подбегающего с кровью на ноге мужчины, хватающего меня в охапку и быстро бегущего за скалу. Огромное зарево огня вырывало из вечерних сумерек незнакомую горную местность, остатки моего спального места, где я мирно покоился, разбросанные взрывом огромные куски серебристого металла, шипящие языки жалящего пламени, танцующие причудливый танец смерти. Слышна череда взрывов, но я уже не вижу их, я закрываю глаза, проваливаюсь в забытье, в надежде на утраченное умиротворение и покой. Нет, они не приходят. Мрак и гнетущая тишина окутали мое сознание. В моем сознании яркими бликами во тьме вспыхивают воспоминания светивших впереди звезд. Кто-то показывает мне рукой на яркую точку и называет ее Солнцем. Охватывающее меня беспокойство, боль в теле не дают уйти от реальности. Кто-то кричит: «Адам, Адам, сын мой, проснись, не уходи! Мы выживем здесь! Держись!» Приложив к векам огромное усилие, я медленно открываю глаза, я вижу радостное лицо ощупывающего, тормошившего и приводящего меня в чувства мужчины — моего отца. На нем порванные и обожжённые остатки одежды. Его сильные руки подхватили меня в свои объятия. Я почувствовал его радостный поцелуй. Он прижал меня к своему теплому телу и быстро понес по расщелине между гор подальше от грохота, огня и едкого запаха дыма.
Из темных нависших над нами тяжелых свинцовых туч пошел мелкий дождь. Я прижался к теплому телу отца и, почувствовав себя в безопасности, забылся.
Сон был недолог, но позволил мне отключиться и забыть о постигшей нас беде. Отец обрадовался, увидев мои открытые глаза, осторожно перенес мое тело на другую руку и прижал к себе. Его тело с другой стороны груди и живота было прохладным и мокрым от дождя. Вокруг нас был сумрак приближающейся ночи. Из темных нависших над нами свинцовых туч моросил холодный мелкий дождь. Темно-коричневая почва под ногами отца размывалась. Он соскальзывал ногами, спотыкался о свалившиеся с ближайших гор камни и валуны и еле удерживая равновесие, двигался далее, прихрамывая на израненную ногу. Его дыхание было тяжелым, прерывистым, сопровождалось хрипами из его груди. Силуэты от огромных валунов рождали в моем воображении страшных пугающих чудищ. Выглядывая из-за его плеча, я видел сзади нас освещенную заревом огня горную местность, а впереди сгущающийся мрак неизвестности и возможно подстерегающей нас опасности. Усталость отца взяла верх над его желанием уйти как можно дальше от огня. Он осторожно посадил меня на камень и подобрав с земли старый массивный сук дерева, опираясь на него, пошел к заинтересовавшей его темной дыре в горе между скатившихся с нее валунов. Пошарив в ней суком, он влез в нее. Я заорал от испуга и чувства незащищенности. Из дыры показалась голова отца.
— Это пустая нора. Мы сможем временно укрыться в ней на ночь. Иди сюда.
Я осторожно поднялся на ноги, но сделав неуклюже два шага, упал. Ноги подкосились и не слушались меня. Отец быстро подбежал ко мне, помог подняться и дойти до норы. Встав на четвереньки, я осторожно пополз в нору. Жуткий страх во мраке неизвестности, тошнотворный запах внутри норы, острая боль в руках от чего-то колющих их, сделали проникновение в нору пыткой. Сзади меня, подбадривая и подталкивая вползал отец. Упершись головой в стену, я сказал ему, что идти дальше некуда.
— Располагайся поудобнее, а я постараюсь сделать наше убежище безопасным.
— Не бойся!
Он выполз из норы и тяжело пыхтя, стал сдвигать ближайший к норе валун, помогая себе рычагом из найденного ранее сука дерева. Еще секунда и валун закроет вход в нору. Отец втискивается в нору и, последним усилием своего рычала, полностью закрывает вход.
— Отлично! Мы в безопасности! Нам будет и сухо, и тепло.
— Ложись ближе ко мне. Дождемся здесь нашего первого утра на этой планете!
Придвинувшись к отцу, я вновь почувствовал его запах пота, теплоту, уверенность в завтрашнем дне и необходимую для сна безопасность.
Я провалился в водоворот сновидений из бушующего огня, завихрений пламени с едким дымом, непонятных мне звуков, криков, тревожного лица отца, прыгающих в такт шагов отца гор, камней, валунов.
Проснулся я от осторожного встряхивания моего тела и шепота отца.
— Тише!
В светлом пятнышке ночного неба в щели между валуном, закрывающим вход и сводом норы я увидел тень, услышал сопение и шумное втягивание воздуха в чей-то нос. Он просунулся к нам и стал принюхиваться, издавать тихое недовольное рычание. Послышалось царапанье когтями зверя нашего валуна. Он шевельнулся и щель стала чуть больше. Остановившись, зверь снова заслонил щель, принюхиваясь и вглядываясь в нору, пытаясь угадать свою добычу. Я с ужасом прижался к отцу. Его мышцы были напряжены, руки сильнее сжимали сук дерева как единственное оружие против зверя. Наши сердца стучали так, что их было слышно и нам и непрошеному гостю. Огромная тень заслонила свет из щели. Кто-то шумно принюхивался и сопел. Отец осторожно пододвинул сук дерева к щели. Услышав движение отца, зверь злобно зарычал и с остервенением стал ворочать и двигать валун, делая к нашему ужасу щель все шире и шире. Наконец, валун поддался лапам неизвестного нам чудовища, опрокинулся на бок, освобождая половину входа в нору. Зверь с рычанием просунул свою мохнатую морду в дыру, открытой пастью пытаясь схватить любого из нас, кто ближе к нему. Мы забились в дальний угол норы, прижавшись к ее стене. Отец защищал меня своим телом. Увернувшись от клыков он резко с силой всадил сук дерева в блеснувший при свете ночи глаз хищника. Внезапно мы услышали страшный рев отчаяния и боли животного. Зверь исчез из отверстия. Дикий истошный рев еще долго оглушал нас, затем стал удаляться и стихать.
Отец обнял меня с теплотой и нежностью, а я как мог его, даря искреннюю благодарность ребенка за спасение жизни и защиту.
Раннее утро следующего дня для чужой для нас Земле проникало к нам из отверстия норы. Повеяло свежестью и прохладой. Спать больше мы не могли. Отец осторожно высунул голову из норы и поворачивая ее кругом, осмотрелся. Затем долго отодвигал рычагом из сука дерева упавший набок валун и, наконец вылез из норы. Я подполз к выходу, готовый в туже секунду отпрянуть от нее в дальний угол норы и с интересом выглянул в новый для меня мир. Там не так тепло и безопасно. Свежий влажный воздух опьянил меня после затхлого воздуха внутри норы. Сверху спускался отец. Он осмотрел окрестность, убедился в нашей безопасности и начал подбадривать меня:
— Давай Адам, вылезай! Осваивайся! Нам нужно научиться выживать в этом мире.
Я осторожно выполз и съежившись от утренней прохлады, подошел к ближайшему кусту и омочил его содержимом своего мочевого пузыря.
— Что дальше? Вопросительным взглядом я посмотрел на отца.
— Посмотри, какие огромные следы от лап и когтей ночного зверя отпечатались на мокрой земле. Кровь на камне подсказывает нам о его ранении. Он может вернуться сюда и пообедать нами. Нужно спешить, пока он не очухался от ранения. Пойдем вверх к вершине холма. Там мы сможем осмотреть кругом местность и решить, что делать дальше.
— Нет ли у нас чего-нибудь поесть? Я очень голоден, — ответил я и с готовностью шагать дальше подошел к нему.
— Есть вода из лужи от дождя и немного красных ягод на том кустарнике. Иди поешь их и набери побольше в рот, а я пока закрою вход в нору валуном. Думаю, она нам еще пригодится.
Я направился к указанному кусту и стал набивать в рот кислые с горечью ягоды с куста, оглядываясь вокруг и глядя на умелые действия отца с рычагом из выручившего нас сука дерева. Наконец нора была надежно закрыта огромной каменной глыбой, а рот до отказа набит ягодой. Мы тронулись в путь по пологому, уходящему вверх холму, оставляя позади себя наше ночное убежище. Оно теперь казалось уютным и безопасным даже с мерзким запахом спертого воздуха внутри. Мы несколько раз останавливались, перевести дыхание, смотрели на него сверху вниз с некоторым сожалением. Отец старался запечатлеть в своей памяти его местоположение и убедиться в отсутствии угрозы жизни для нас.
Путь к вершине холма был бесконечно долог. Колючая скудная растительность впивалась в кожу ног. Есть не хотелось, но живот бурчал негодованием. Зрительные образы ночных воспоминаний сопровождали меня, заставляя не отставать от отца ни на шаг. Он взял меня за руку, и я почувствовал некоторое облегчение. С течением времени усталость начала одолевать меня, а затем и отца, тянувшего меня за руку. С каждым шагом перед нами открывался старый горный ландшафт, тянувшийся в разные стороны от нас до самого горизонта. Темные облака касались вершин гор, уходивших за них. Было пасмурно, сыро, прохладно и не уютно в этом не гостеприимном и чужом для нас мире. До вершины холма оставалось совсем немного, когда отец оставил меня передохнуть. а сам направился дальше к вершине. Он выбрался на нее и стал зорко всматриваться в даль. Затем снял с шеи брелок, поднял его высоко вверх, надеясь на чудо. Разочарованный, он сел на землю и стал ждать меня.
Почти на четвереньках, царапая в кровь руки и ноги о колючки я выбрался к нему. Ноги были в крови. Усталость валила меня с ног. Я подполз к отцу и отчаяния заплакал. Отец не знал, что сказать и чем утешить, только нежно обнял меня и прижал к себе. Мне стало лучше. Я прилег рядом с его теплым телом и закрыл глаза.
Тряска сильной рукой отца привели меня в чувство.
— Смотри, смотри, Адам, там кружат птицы, радостно крикнул отец, показывая на далекий огромный холм с плоской вершиной.
Я нехотя приподнялся и с явным безразличием посмотрел вдаль в указанном направлении. Я не увидел ничего, кроме нескольких подвижных черных точек над горами, называемых отцом птицами.
— Мы идем туда! Вдохновенно сказал он.
— Там может быть вода, там может быть жизнь!
Он нетерпеливо потянул меня за руку, но видя мое изнеможение, опустился рядом и нежно сказал:
— Нам нужно выжить! Спасение может быть там!
Я понесу тебя, сколько смогу, ты держись! Он поднял меня на руки и понес. Я снова закрыл глаза то ли от усталости, то ли от временного блаженства оказаться в теплых, надежных руках отца.
